Он всегда любил свою Родину. Анатолий Наумов

     Как-то однажды в редакции «Консула» мы говорили с его главным редактором о Великой Отечественной войне. О причинах героизма советского народа, о народной памяти, мемуарах полководцев и «окопной правде», о недостойных попытках зарубежных и некоторых наших деятелей пересмотреть историю, преуменьшить роль нашей страны, нашего народа в победе над фашизмом. О том, какое опасное влияние это оказывает на новые поколения. Олег Саркисович рассказал тогда, как воевал под Ленинградом его отец, о бережно хранящихся в семейном архиве фронтовых письмах Саркиса Давтяна. Все это очень меня заинтересовало, и когда в плане редакции на 2015 год был утвержден выпуск, посвященный Армении, мы решили вернуться к этой теме... Готовя материал, я использовал рассказы Олега Саркисовича об отце, его краткую биографию, опубликованную в книге «Армяне в битве за Ленинград. Биографический справочник» (СПб., 2014), и, самое главное, письма Саркиса Давтяна.

     Фронтовые солдатские письма — вещь совер­шенно особая. Писались они в перерывах между боями, в сырых окопах, в землянках и блиндажах, при свете коптилок, карандашом на серой бумаге. Сложенные треугольничком, они отдавались в по­левую почту с надеждой и уверенностью, что будут доставлены родным, а ответ обязательно, несмотря ни на что, дойдет до фронта. Ведь солдаты так жда­ли весточек из дома.

     Не могу передать, что я испытал, взяв в руки эти листки. Будто прикоснулся к какой-то таинственной нити времени, что соединяет те далекие страшные годы священной войны и день сегодняшний. Письма хранят чувства и переживания человека, ежедневно просто и достойно совершавшего свой подвиг. Он был одним из миллионов известных и безымянных героев, отстоявших в аду и крови войны свое Отече­ство, защитивших свой дом, своих близких от беше­ного фашистского зверя. Эти люди были сильны своей верой и любовью, своим единством, сыны и дочери разных народов — русские и белорусы, украинцы и татары, армяне и азербайджанцы, гру­зины и абхазы, казахи и узбеки — всех не пере­числишь. На фронте солдат не делили по националь­ностям, у них тогда была одна большая родина — Советский Союз. И они победили, кто бы сегодня что ни говорил, пытаясь принизить величие этого подвига, пробуя переписать историю, желая посе­ять рознь между потомками победителей.

     Саркис Оганесович Давтян родился в 1913 году в Карсской области Российской империи в крестьян­ской семье. По условиям заключенного в 1918 году Брестского мира эта территория отходила к Турции, и его родителям пришлось, бросив все имущество, бежать в Артикский район Армении. Там Саркис Дав­тян закончил среднюю школу, а потом сельскохо­зяйственный техникум в Ленинакане (Гюмри). По ком­сомольской путевке был направлен в Псковский педагогический институт, откуда перевелся в Ленин­градский педагогический институт на исторический факультет. Учился он самозабвенно, очень много чи­тал, а русский язык стал для него вторым родным. По окончании института в 1936 году его направляют директором сельской школы в Палкино Псковской области, а затем переводят в поселок Осьмино Ле­нинградской области, где он был директором школы и преподавал историю. К этому времени Саркис уже обзавелся семьей: со своей будущей женой Алексан­дрой, русской девушкой из Вологодской области, он познакомился во время учебы в пединституте. У них было двое детишек — Анжелика и Олег. Крепкая семья, любимая работа, планы на будущее...

     Но наступило 22 июня 1941 года, и Саркис Дав­тян на третий день войны добровольцем уходит на фронт — он просто не мог поступить иначе. На­стоящий мужчина должен защищать свою семью, свой дом, свою Родину. Все 900 дней блокады он, став артиллеристом, участвовал в битве за Ленин­град, сначала на Карельском перешейке, потом на ближних подступах к городу. Позже были бои под Псковом и в Прибалтике. Прошел путь от командира огневого взвода до командира батареи. Награжден орденом Отечественной войны II степени, орденом Красной Звезды, медалями, в том числе — самой дорогой для него, медалью «За оборону Ленинграда». Был дважды ранен, второй раз, уже в Прибалтике — тяжело. Пришлось в полевых условиях без наркоза ампутировать ногу выше колена. После госпиталя заново учился ходить, до конца жизни страдая от оставшихся в теле пуль и осколков...

     Хранящиеся в архиве Олега Саркисовича письма отца написаны очень правильным литературным языком. Это неудивительно, ведь писавший их пре­подавал в русских школах. Он хорошо знал русскую литературу, ежедневно читал газеты, делая из них многочисленные вырезки, чтобы потом использо­вать в работе. Это не могло не повлиять на язык писем: рядом с простыми, непосредственными фра­зами порой соседствуют обороты, характерные для газетной речи. Обратил я внимание и еще на одну особенность: почерк ясен и понятен, а вот начерта­ние русских букв чем-то неуловимо напоминает вязь армянского алфавита.

      Первую весточку от мужа Александра (в письмах он ласково называл ее Шурочкой) получила 26 июня 1941 года. Он писал из Осьмино, где формировались части для отправки на фронт: «Дорогая Шура, не ску­чай. Я всегда любил и горячо люблю советскую Ро­дину, где вы живете, и за свободу этой Родины, за счастье ее, за ваше счастье я буду бороться до конца, пока есть силы».

     В письмах, отправленных в конце июня — начале июля, он сообщает, что учится на артиллериста, что его перевели на Карельский перешеек. Времени на обучение военному делу очень мало, «враг совсем рядом». Понимая, что собственного боевого опыта у него еще нет, он очень радуется тому, «что большинство солдат из нашего полка участвовали в боях с белофиннами, несколько лет служили в армии». Почти сразу ему дали в помощники украинца, хоро­шего парня, знающего военное дело. Позиции батареи вплотную придвинуты к  финским линиям: «вижу доты и разные защитные сооружения».

     Сентябрь 1941 года, батарея Саркиса Давтяна находится на подступах к городу. Вот-вот замкнется кольцо фашистской блокады вокруг Ленинграда, а он, как и большинство советских людей, верит в скорую победу: «Положение значительно лучше, и скоро фашистские изверги будут уничтожены, в этом нет никакого сомнения. Великое счастье вер­нуться с победой и продолжить наш мирный и лю­бимый труд».

     В своих письмах он никогда не жалуется на невзго­ды и трудности — о них нельзя было писать, да и не к лицу это артиллеристу Саркису Давтяну, а кро­ме того, он знал, как трудно приходится его Шурочке одной с двумя маленькими детьми, и не хотел ее рас­страивать и волновать. Можно только догадываться, каково было ему, уроженцу юга, когда осенью нача­лись заморозки. 25 сентября он пишет: «Милая Шу­рочка, нам выдали теплое белье. Сейчас здесь стало холодно, особенно ночью. Мы живем пока в землян­ках». И ровно через месяц: «Здесь сейчас очень холод­но, идет снег. В конце этого месяца, наверное, полу­чим зимнюю форму, так что будет тепло».

     Читая эти бесхитростные письма, поражаешься их краткости и немногословию, но сколько в них глу­боких чувств: «Уже пятый месяц, как ты живешь са­мостоятельно, чего никогда не бывало. Ну ничего, мы все должны работать и трудиться, где бы мы ни находились». И здесь же следует совет опытного педагога: «Шурочка, чтобы тебе легче было работать, постарайся достать историческую литературу. Купи все учебники для средней школы, и если есть книж­ный магазин, ходи туда почаще».

     Во фронтовых письмах очень часто соседствуют два полярных чувства, рядом с любовью к ближ­ним — ненависть к врагу: «Мы думаем только об одном, как бы скорее уничтожить всех этих фашистских собак и с победой вернуться домой. Да, теперь каждый день вспоминаем, как хорошо раньше жилось, и за эту жизнь надо драться и драть­ся. ...Вопрос стоит так — либо победа, либо смерть».

     Как уже говорилось, подробных описаний боев в этих письмах почти нет, но в конце 1941 года, ког­да приходилось особенно тяжело, он в письме от 10 декабря все же опишет один бой: «Надо было обеспечить безопасность расчета. И мы поспешили в укрытие. В это время вражеский снаряд разорвал­ся там, куда мы направились. Огневую позицию я оставил последним, и, когда я приближался к укры­тию, снова разорвался снаряд. Мой командир ору­дия, который был впереди, подумал, что я ранен, и побежал мне на помощь. Находясь от меня на рас­стоянии метра, он был смертельно ранен новым сна­рядом. Не понимаю, как я остался жив, когда рядом со мной рвались снаряды. В этот день погиб и мой наводчик калмык Туляев. Я решил подробно напи­сать об этом факте, чтобы ты убедилась, что значит дружба людей в нашей крепкой армии. Какой заме­чательный наш народ и его крепкие сыновья. Ко­мандир орудия Исаев был родом из Курской обла­сти. Он под огнем вражеской артиллерии пришел, чтобы оказать мне помощь. Так поступил бы каж­дый сознательный сын нашего народа».

     В Ленинграде, сжатом кольцом блокады, начал­ся голод. На фронте были урезаны нормы доволь­ствия. Саркис Давтян упоминает об этом вскользь: «Немецкие разбойники пытались уморить нас голо­дом, но у них ничего не вышло. ...В условиях блока­ды пришлось ограничивать выдачу пайка, но, несмо­тря на все сложности, мы перенесли это испытание и сейчас положение улучшается с каждым днем».

     Из рассказов Олега Саркисовича я узнал, что его отец всю жизнь был очень скромным, но не поде­литься в письме с самым близким ему человеком своими боевыми успехами в начале 1942 года он просто не мог: «Боевые дела моего взвода отмети­ла фронтовая газета «Знамя победы». За выполне­ние боевого задания мой взвод получил благодар­ность командования. Кроме того, расчет получил по­дарки, мне подарили карманные часы».

     За годы войны Саркис Давтян стал настоящим уме­лым воином, командиром батареи. За свой ратный труд он получал боевые награды, на плечи солдата легли офицерские погоны. Его любили и уважали бойцы, а он в письмах к жене так говорит о своих солдатах: «Если бы ты знала, какие хорошие у меня бойцы! ...Они настоящие воины». Бок о бок с ним сражались и гибли русские, украинцы, люди других национальностей. В письмах жене Саркис Давтян обещал мстить за их гибель «фашистским собакам». И мстил беспощадно, но почти об этом не писал.

     Желая ободрить любимую жену (да и себя!), он иногда шутил: «Я пока жив и здоров. Хожу с длинной бородой и думаю, что не один фриц струсит, увидев меня. Она черная и страшная. Мои пушки и мои бой­цы уже не раз внушали страх фашистам. Ты можешь быть уверена, что твой мужичок воюет неплохо».

    В короткие передышки между боями ему вспоми­наются счастливые довоенные годы. Поздравляя жену с 25-й годовщиной Великой Октябрьской со­циалистической революции, он пишет: «Шура, помнишь, какие у нас были замечательные праздники, и мы их проводили вместе. Помню вечера, органи­зованные у нас. И как здорово мы пели и танцева­ли вместе с Алей и Олегом. А сколько было у нас друзей!». А в письме от 29 мая 1943 года мы чита­ем: «Вот и пролетело два года. Раньше уеду куда-нибудь  на денечек, и тянет домой. В памяти храню все хорошее, что мы с тобой пережили, надеюсь, что все будет по-прежнему хорошо, только скорее бы разбить этих подлых фрицев».

     Не раз в своих письмах он вспоминает детишек — Анжелику и Олега. Как они там в эвакуации? Осо­бенно трогательным показалось мне письмо к ма­ленькому сыну, написанное 2 апреля 1943 года: «Здравствуй мой дорогой сынок, спасибо тебе за письмо, я рад, что ты меня ждешь, хочешь, что­бы я скорее приехал и взял тебя на фронт. Мама пишет, что ты ходишь как настоящий фронтовик. Ког­да я приеду, то привезу тебе сумку, хороший ремень, наган, а если хочешь, и котелок. Ты же знаешь, что фронтовик должен иметь котелок и ложку. А ты зна­ешь песню «Котелок ты мой походный»? Очень хоро­шая песня. Я очень рад, что ты хочешь стать танки­стом. Когда будешь громить фашистские танки, то тебя тоже товарищ Сталин будет награждать». Такие слова в комментариях не нуждаются. Для меня они дороже любых цитат из маршальских мемуаров...

     Летом 1944 года Красная Армия неудержимо на­ступала, батарея Саркиса Давтяна все время в огне, иногда нет минутки, чтобы написать письмо: «Ты не обижайся, что редко пишу, все время идут бои, это не историю преподавать. ...Когда ты будешь чи­тать это письмо, я буду далеко-далеко от вас, в бою, ты же знаешь, что твой Саркис командует батаре­ей, и недавно получил на погон еще одну звездочку. И наградили орденом Отечественной войны».

     Но вот в начале сентября 1944-го тяжелый бой под Мадоной, это уже Латвия: «Был страшный бой. Меня сильно ранило. Предложили ампутировать ногу. ...После операции я оказался безнадежным от поте­ри крови. Но врач быстро собрал кровь, и меня спас­ли. ...Я боюсь встречи с вами, от волнения могу не вы­держать». Тяжелое ранение, ампутация, в какой-то момент сердце солдата дрогнуло, показалось — его «песня уже спета». Как жить дальше? Но он выстоял, пересилил отчаяние. Большая заслуга в этом его жены — из писем он понял: она и дети ждут домой его, искалеченного героя войны, любящего и люби­мого мужа и отца. Он знал, что теперь будет очень трудно: «придется ...всю жизнь ходить на костылях». И при этом верил, что обязательно вернется к своей работе: «Ждите, теперь совсем скоро встретимся».

     Пламя войны опалило, но не сожгло, а закалило этого сильного, цельного человека. Он вернулся до­мой в августе 1945 года. Привез в подарок детям большой мешок грецких орехов, которыми они, по­луголодные, лакомились как конфетами. И вскоре уехал к месту назначения в Псковскую область, где работал директором и преподавал историю в ряде школ. Чтобы быть в форме, купался в ледяной воде, изнурял себя гимнастикой, ходил на работу пешком и до глубокой старости ездил на автомобиле с руч­ным управлением по городам и селам с лекциями о международном положении и воспитании детей. Любил принимать гостей и быть душой компаний. Был популярен и любим псковичами, не раз изби­рался депутатом Псковского городского и областно­го советов. В 1960 году участвовал во Всероссий­ском съезде учителей в Москве и был отмечен выс­шей государственной наградой — орденом Ленина. В 1970 году Саркис Оганесович получает почетное звание «Заслуженный учитель школы РСФСР», а так­же высшую педагогическую награду — медаль Н.К. Крупской. Рассказывают, что когда городское руководство направило в Москву соответствующее представление, был задан такой вопрос: «Разве в Пскове нет ни одного русского, достойного этой награды?». Ответ был прост: «Он наш, русский».

     В ознаменование 40-летия Великой Победы в 1985 году С. О. Давтян награждается орденом Оте­чественной войны I степени. 25 сентября 1987 года ему присвоили звание «Почетный гражданин горо­да Пскова». На доме, где он жил, в 2001 году была установлена мемориальная доска, обновленная, бла­годаря стараниям армянской общины и городской администрации, к 100-летию со дня его рождения.

     Он был одним из 100 тысяч армян, участвовав­ших в битве за Ленинград. 20 тысяч из них не вер­нулись домой.

     Честь им и слава!