Из женевских очерков. Анатолий Зайцев

Эти рассказы мы публикуем с любезного разрешения их автора — Анатолия Зайцева, известного дипломата и талантливого писателя. Он много работал за границей, был послом СССР и России в Республике Конго, послом России в Исландии. Дипломатическую службу начал в 1960‑х годах сотрудником Посольства СССР во Вьетнаме, а в 1972–1977 годах работал в Женеве первым секретарем, советником Постоянного представительства СССР при Отделении ООН и других международных организаций.

Маленькая семейная тайна

На сессии Европейской экономической комиссии ООН. Женева, 1973

В 1974 году в многочисленном коллективе командированных в Женеву российских граждан, куда входили со своими семьями дипломаты постпредства и сотрудники секретариатов международных организаций, случился «демографический взрыв».

Этому во многом способствовало полученное из Москвы разрешение (позднее оно несколько раз отменялось) для наших жен рожать детей без обязательного выезда на родину с оплатой значительной доли связанных с этим расходов. Прежде на подобные просьбы Центр неизменно отвечал отказом (как, впрочем, и на просьбы разрешить приезд родственников). И это при том, что сотрудники ООН, как и жены работников нашего постпредства, «подрабатывающие» в Отделении ООН несколько месяцев в году по временным контрактам редакторами и письменными переводчиками, уже давно с лихвой покрыли эти и другие расходы, сдавая в принудительном порядке в бухгалтерию постпредства больше половины своего ежемесячного заработка. Это незыблемое требование было отменено министром иностранных дел СССР Э. А. Шеварднадзе, что по времени удивительным образом совпало с назначением его сына на профессиональную должность в секретариат ЮНЕСКО в Париже.

Не стали исключением и мы с женой. Но когда пришло время, в отличие от других молодых пар частным клиникам мы предпочли женевский кантональный госпиталь. Не отличаясь от первых комфортом, он располагал известными специалистами, которые помимо своего основного занятия — консультирования и лекций, изредка практиковали в госпитале.

Женева оказалась не тем местом, где будущему отцу позволительно пассивно дожидаться появления своего чада. Мне предстояло в обязательном порядке пройти подготовительный курс, который включал посещение лекций с просмотром кинофильмов. Присутствие мужа при родах считалось не только желательным, но и необходимым. Особенно, когда дело касалось иностранной пары. Из лекций я узнал, что, находясь под воздействием лекарственных препаратов, жена, даже если она владеет местным языком, в определенные моменты способна лучше воспринимать команды врача в переводе на свой родной язык, и здесь присутствие мужа может оказаться необходимым. Осознав важность своей миссии, выходящей за рамки роли простого статиста, я со всей серьезностью включился в подготовительный процесс. Однако первый же просмотр заснятых без купюр на кинопленку родов стал для меня, уже далеко не юноши, настоящим шокирующим откровением.

Узнав по телефону у врача, что дело близится к развязке, я поспешил к жене в госпиталь. Отгоняя навязчивые мысли и настраивая себя на оптимистический лад, решил, что перед предстоящим испытанием неплохо бы подкрепиться. Завернул по дороге в кафе и, признаюсь, вместе с привычным горячим бутербродом «крок-месье» позволил себе для храбрости бокал местного красного сухого Кот-дю-Рон.

Готовлюсь к прогулке под парусом. Женева, 1973

В госпитале перед входом в отделение меня встретила медицинская сестра, в которой я сразу признал вьетнамку, и помогла мне облачиться в халат и батязей хилы. В ожидании, когда привезут жену, и прихода врача (это был специалист с мировой известностью профессор Бернард, который консультировал в Женеве Софи Лорен и принимал у нее роды), я не удержался и о чем-то спросил медсестру по-вьетнамски, что ее приятно удивило. Заняв отведенное мне место справа от хирурга напротив медсестры, я силился вспомнить назначение моей роли, повторяя жене ободряющие слова.

Казалось, прошла вечность, прежде чем на руках хирурга оказался долгожданный комочек. Придвинувшись поближе, я поспешил задать медсестре вопрос, который очень занимал меня в тот момент: «Fils ou Fille?» («Мальчик или девочка?»). Ответ не сразу дошел до меня. «Fille», — повторила она громче, когда я переспросил. «Полюбуйтесь на свою прелестную малютку», — произнес, поднеся ребенка к лицу жены, профессор Бернард.

Когда девочку взвесили и наглухо застегнули на ручке браслет с помеченными на нем именем, ростом и весом, меня попросили удалиться. Не успел я оказаться в комнате ожидания и, чтобы прийти в себя, закурить сигару, как вошла медсестра и тут же положила мне на руки завернутую в одеяло дочку, оставив меня одного. Так, с дымящейся сигарой во рту, лихорадочно соображая, как без помощи рук, связанных дорогой ношей, изловчиться поскорее избавиться от курева, я простоял, наверное, несколько минут и поспешил вернуть дочку назад.

В конце года руководитель Постоянного представительства З. В. Миронова в торжественной обстановке вручила нам с женой свидетельство о рождении дочери. Это памятное событие, как выяснилось вскоре, когда мы собрались в Москву в отпуск, оказалось прелюдией к последующим мытарствам.

Дело в том, что свидетельство о рождении, врученное нам в постпредстве, в первый же отпуск надлежало в обязательном порядке обменять на новое, с заменой в нем места рождения на Москву. Такую операцию можно было проделать почему-то только в ЗАГСе Московской области на Онежской улице, куда мне пришлось несколько раз съездить. В ответ на вопросы, наши и других семейных пар (надо сказать, что сам факт рождения в Швейцарии никаких преимуществ не дает), нам было устно «разъяснено» (ни в каких документах такое ограничение прописано не было), что место рождения должно быть указано не по его фактическому нахождению, а по месту постоянной прописки родителей. Впоследствии эти «доводы» перестали звучать убедительно и для моей повзрослевшей дочери.

До сих пор подлинные место и дата рождения дочери остаются нашей маленькой семейной «тайной». В выданном подмосковным ЗАГСом свидетельстве было заменено только место рождения, а дата была указана прежняя, тогда как по московскому времени дочь появилась на свет днем позже (произошло это поздно вечером, когда в Москве уже наступило утро).

Как можно стать невозвращенцем

В короткие паузы между нескончаемой чередой заседаний, прерываемой на несколько недель в году на рождественские и летние каникулы, настоящей отдушиной для нас были ознакомительные поездки по стране. Для меня — при отсутствии закрепленной служебной автомашины — они стали ею не сразу.

После долгих мытарств ничем закончились мои попытки поставить на учет в местной дорожной полиции выделенную мне модернизированную вазовскую «копейку» в экспортном варианте. В полиции после осмотра автомашины в регистрации отказали. В ответ на мою просьбу сообщить, что надо исправить на месте, чтобы поставить ее на учет, мне выдали длинный, насколько помню, состоящий из четырнадцати пунктов, «перечень конструктивных дефектов и несоответствий принятым европейским стандартам». Они в основном касались требований безопасности и снижения воздействия на окружающую среду. Без их устранения, указывалось в выданном мне документе, предъявленное автосредство не может быть допущено к эксплуатации на территории Швейцарии. Затраты на такие работы, по приблизительным подсчетам, составили бы не меньше половины стоимости самого автомобиля. В итоге вся полученная партия автомобилей была отправлена назад, и постпредство, где еще продолжали эксплуатироваться наши «Волги», постепенно полностью переключилась на иностранный автопарк.

Не дождавшись получения в постоянное пользование казенной автомашины, мы с женой, работавшей несколько месяцев в году по временным контрактам в секции русских переводов Отделения ООН, на полученную в бухгалтерии постпредства ссуду купили автомобиль, который я использовал и для служебных нужд. Перед отъездом, намотав на нем приличный километраж, продали его тому же гаражу, где он был куплен, за две трети первоначальной цены, и наконец рассчитались, к нашему и бухгалтерии большому облегчению, с постпредством.

Приобретенный нами автомобиль Volvo 144 DL открывал перед нами новые возможности для ознакомления со страной. Но исколесив в короткие сроки швейцарские «просторы» — благо на это, учитывая отличные дороги, не потребовалось много времени, — очень скоро мы, как и наши коллеги, устремили взоры в сторону ближайших соседей, в первую очередь Франции и Италии.

Теперешним сотрудникам нашего постпредства в Женеве и посольства в Берне (в этом я сам убедился, побывав там недавно в командировках) неведомо, что испытывали тогда, в 70‑е годы, мы, прежде всего молодые сотрудники постпредства, привлекаемые манящей близостью стран, до которых рукой подать, но при этом фактически зажатые, как в клетке, ограниченным пространством Швейцарии.

Небольшой женевский кантон стиснут с трех сторон Францией, граница с которой была в двух шагах и хорошо видна с балкона дома, где мы снимали квартиру. Но даже для поездки на противоположный берег озера Леман в Эвиан для нас требовалась французская виза. Чтобы получить ее, и только одноразовую и только на уикенд, необходимо было получить письменное разрешение постоянного представителя, взять под него свой загранпаспорт и, заполнив анкеты, ожидать ответа из неторопливого французского консульства.

Четверть века спустя. У Дворца Наций в Женеве. 1996с

Самой популярной мотивировкой в заявлении на имя постпреда было получение приглашения от французского коллеги на обед в ресторан во Франции (их предпочитали все ооновские чиновники из-за относительной дешевизны) или ознакомление с итальянской частью Швейцарии — Тичино (кратчайший путь туда пролегал через территорию Италии). Счастливые обладатели одноразовой визы с раннего утра в субботу устремлялись из Женевы в разных направлениях. Обязательным условием было появление на работе утром в понедельник. По собственному опыту знаю: за два выходные дня интенсивной езды можно было умудриться повидать немало. К примеру, побывать с ночевкой в Париже (тогда около шести часов езды в одну сторону через Лион) и даже в Венеции, добравшись туда к вечеру того же дня через Милан и Верону, и успеть вернуться в Женеву поздно вечером в воскресенье.

Однако главной отдушиной для всех нас оставался ежегодный оплаченный отпуск, когда в пределах стоимости авиабилета до Москвы сотрудники постпредства и наши сограждане — международные чиновники могли, следуя строго по утвержденному маршруту, добраться по железной дороге до Венеции и оттуда теплоходом (обязательно российским, чаще всего это были «Литва» или «Латвия») до Ялты или Одессы.

В свой последний перед завершением командировки отпуск в 1977 году, чтобы не повторять в который раз проторенный путь, мы с женой, отправив с коллегой самолетом в Москву трехгодовалую дочь, решили воспользоваться так называемым «парижским маршрутом». Утвержденный для сотрудников посольства во Франции, он, в отличие от нашего, начинался на российском теплоходе в Марселе и далее — после захода в Барселону, которую нам хотелось посмотреть, повторял известный нам маршрут. Постоянный представитель, к нашей большой радости, заявление подписала, и мы, сев в поезд до Марселя, впервые отправились домой в отпуск «по парижскому маршруту».

Странное известие ожидало меня через месяц по возвращении в Женеву из отпуска. В первый день выхода на работу сотрудник постпредства, увидев меня и отведя в сторонку, сообщил на ухо: «вас искали». Оказывается, узнав, что мы не приехали к отходу теплохода из Венеции, даже не поинтересовавшись у главы постпредства, которая разрешила нам воспользоваться другим маршрутом для поездки в отпуск, направили запрос в Москву, где нас с женой и «нашли». Когда я, взяв в канцелярии подшитое в папке свое заявление с разрешительной резолюцией постпреда, попытался выяснить, кто инициировал такой запрос, в ответ услышал только короткую реплику, без малейшей тени сожаления, не то что извинения: «Это было нескромно с вашей стороны отправиться в отпуск по другому маршруту».

Этот эпизод отражает атмосферу недоверия и подозрительности, бытовавшую в те годы в Постоянном представительстве СССР при Отделении ООН в Женеве. О таинственных историях, в которые время от времени оказывались вовлеченными в Швейцарии советские граждане, нам становилось известно из местных СМИ и обычно с опозданием. Самая громкая из них последовала на следующий год после окончания моей командировки и возвращения в Москву: исчезновение в июне 1978 года из женевской квартиры, вместе с семьей, неприметного сотрудника нашего постпредства, будущего автора «Аквариума», пишущего под псевдонимом В. Суворов.