Бывший соцлагерь разочаровался в Европе и создает свой союз
Текст: Елена Караева
Президент Сербии Александр Вучич и глава кабинета министров Албании Эди Рама вместе с премьер-министром Республики Северная Македония Зораном Заевым объявили, что, во-первых, им надоело бесцельно обтирать коридоры власти в Брюсселе (который поставил три государства еще несколько лет назад в лист ожидания на вступление в сообщество), и, во-вторых, они организуют в ближайшее время тройственный союз, начиная с установления безвизового пространства между странами и заканчивая свободой передвижения рабочей силы и капиталов.
Заявление было сделано тридцать лет спустя после того, как тот же ЕС начал разваливать бывшую Югославию.
Распад СФРЮ привел не только к изменению геостратегического баланса в этой части континента, но и к гибели десятков тысяч человек, разрушениям и гуманитарной катастрофе.
События, которые сопровождали насильственную дезинтеграцию балканского государства, оставили кровавый след на белом пальто Евросоюза, которое вряд ли удастся отчистить и в следующие тридцать лет.
Распаду страны, одной из самых благополучных на европейском континенте, способствовали не столько внутренние обстоятельства (о которых непрерывно сообщала пресса ЕС), сколько внешние факторы.
С одной стороны, Германия после свежего тогда еще воссоединения стремилась играть соответствующую ее экономическому потенциалу внешнеполитическую роль, с другой — слабость СССР, уже подписавшего себе в тот момент де-факто смертный приговор, де-юре названный Парижской хартией.
Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе, где была подписана Парижская хартия для новой Европы
Этот документ сообщал об окончании холодной войны, по сути обозначая СССР как проигравшего в противостоянии.
И пусть объявили о поражении в приятных глазу интерьерах, суть не менялась: Советский Союз потерял возможность хоть как-то влиять на геополитическую ситуацию в регионе, и культурно, и исторически, и идеологически относившемся к зоне его интересов.
Через полгода после подписания парижских бумаг подошел черед роспуска Организации Варшавского договора.
Биполярный мир просуществовал 36 лет.
Его исчезновение дало старт междоусобной войне, в которой сторонние — европейские и американские — участники стремились ухватить себе самый вкусный кусок пирога.
Тайные встречи немецких политиков с руководством Хорватии, еще тогда входившей в состав Югославской Федерации, привели к тому, что Загреб объявил о своей независимости, а чтобы придать этому заявлению вес, организовал скоротечный плебисцит.
Референдум о выходе из состава СФРЮ бойкотировали сербы, жившие в республике (примерно четверть всего населения), но голосование в ЕС признали состоявшимся, как и его результаты, а попытку сербов воспротивиться Брюссель не приветствовал. Тогдашний глава внешнеполитического ведомства ФРГ Геншер, практически выломав руки одиннадцати остальным своим коллегам, заставил их в итоге внести вопрос о признании Хорватии европейскими странами в повестку дня встречи в Маастрихте, которая состоялась в начале 1992 года.
Европа объединялась (Маастрихтский договор, действующий с 1993 года, — краеугольный камень, лежащий в основании ЕС), параллельно разрушая страну, которая по многим причинам не входила в тот момент в зону ее влияния.
Зато СФРЮ входила в зону влияния новой России как правопреемницы СССР.
Это, конечно, даже тогда ни в Брюсселе, ни в Вашингтоне пережить не могли.
Бонусом для Германии в результате признания независимости Хорватии стал, пусть и негласно, выход к средиземноморским портам, которые имелись на территории республики. Не считая других бенефиций по мелочи.
Войне в Хорватии, которая продолжалась четыре года, предшествовало короткое военное противостояние в Словении: тогда-то и был обкатан механизм втравливания народов в братоубийственный конфликт.
"Никогда больше", — кричала Европа на всех перекрестках по завершении Второй мировой войны, спокойно наблюдая полвека спустя, как на том же континенте, где находится Париж, Вена, Мадрид и Рим, льется кровь и проходят этнические чистки.
Да, дипломаты пытались приложить некие усилия. Да, велись переговоры. И да, делались заявления. Но на суть происходящего это практически никак не влияло: война, начавшись однажды, вскрыла многочисленные раны, которые на Балканах и в мирные времена не заживали веками.
А пламя конфликта поднималось все выше, и вот вслед за Хорватией заполыхала Босния и Герцеговина.
Россия в тот момент делала все возможное, чтобы бойню остановить, но ее ресурсы, скажем прямо, были невелики, а руководство профильного ведомства давало подчас дипломатам весьма противоречивые указания.
Хотя, конечно, нельзя не отметить настоящий профессиональный подвиг Виталия Ивановича Чуркина, лично разводившего в Сараево враждующие стороны на обозначенные соглашением о прекращении огня рубежи.
К войне в Боснии, где столкнулись уже не только этничности, но и религии, в тот момент присоединились и США.
Формально как посредники в урегулировании конфликта, на самом же деле Америка, снабжая мусульман-боснийцев оружием, показывала своим союзникам на Ближнем Востоке, что она поддерживает их единоверцев. Военное усиление боснийцев вело к провокациям в отношении сербов, и спираль насилия и крови раскручивалась все больше.
И когда сербы, измученные, исстрадавшиеся, потерявшие не только территории, но и близких, лишившиеся крова и прежней жизни, стали на провокации отвечать, "весь цивилизованный мир" завопил о "сербской агрессии", назначив Белград в виноватые. И назвав руководство страны преступниками.
Остальное было делом техники — под лозунгами "обуздания агрессии со стороны сербских властей" и "необходимости гуманитарной интервенции" в нарушение международного права, принципов ООН и норм дипломатии была проведена военная операция НАТО против Сербии.
Со всеми известными сегодня последствиями.
России в тех условиях помогли сохранить и лицо, и достоинство Евгений Максимович Примаков, узнавший о начале операции и личным решением развернувший самолет, в котором направлялся в Вашингтон, над Атлантикой, а еще русские офицеры — генералы Рыбкин и Заварзин и полковник Павлов, лично возглавившие оперативную группу десантников в марше на Приштину, чтобы успеть взять под контроль аэродром.
И если бросок тогда сочли символическим, схема принятия решения позволила 15 лет спустя российскому руководству так же молниеносно развернуть спецназ в Крыму.
Полуострову — и сейчас в этом мало кто из здравомыслящих сомневается — была уготована схожая с республиками бывшей Югославии судьба.
Возгонка национализма, доведение высоты этой волны уже до фашизма с последующей пропагандистской нацификацией общества, а затем кровавый вооруженный конфликт — так или примерно так западные стратеги планировали следующую фазу операции. Уже после государственного переворота в Киеве.
Боевики в Симферополе и Севастополе, провокации, ответ на провокации — и вот вам пылающий Крым.
А потом, как водится, "гуманитарная интервенция" войск Североатлантического альянса.
Тем, кто говорит, что "такого не могло быть, потому что не могло быть никогда", рекомендуется пересмотреть кадры хроники, на которых кровь на улицах Дубровника и разрушенные артиллерией улицы в Сараево. И вспомнить о последовавших за этим военных операциях — по мандату ли ООН или по решению штаб-квартиры НАТО.
Так что хорошо, что Россия, сумев накопить сил и ресурсов, отстояла право крымчан на жизнь и спокойствие.
Хорошо и то, что уроки той, относительно недавней истории в Москве усвоили быстро.
Горько, что в результате войны в Югославии при участии ЕС и США так много погибших.
Больно, что люди жизнями заплатили за тщеславную авантюру политиков, возомнивших себя властелинами мира.
Отрадно, что сегодня, пусть и тридцать лет спустя, жители Западных Балкан и руководители стран, расположенных в "мягком подбрюшье Европы", кажется, уже это поняли, разобравшись, кто им действительно друг, брат и товарищ. А кто только похлопывает по плечу, при этом годами заставляя томиться в приемной в ожидании милости и благоволения.
