50 лет назад 26 октября 1967 года в период необъявленной

войны США против Демократической республики Вьетнам в озеро в центре столицы Ханоя угодил, катапультировавшийся из падающего  самолета, лейтенант-коммандер военно-морской авиации США, ныне сенатор и в прошлом кандидат в президенты США от Республиканской партии Джон Маккейн. Вылетевший в тот день с авианосца «Орискани» на штурмовике А4 «Скайхок» на бомбардировку теплоэлектростанции в Ханое, он был сбит зенитной ракетой ЗРК С-75советского производства.

     Очевидец происшедшего А.С. Зайцев, в ту пору молодой дипломат посольства СССР в ДРВ, а ныне Чрезвычайный и Полномочный Посол, к.э.н. вспоминает:

Когда в октябре 1966 г. я снова прилетел в Ханой, шел третий год необъявленной воздушной войны США против ДРВ. Осенью 1967 г. интенсивность воздушных налетов авиации США на Ханой и другие населенные пункты на территории Северного Вьетнама  заметно возросла.  Ракетно-бомбовые удары американской авиации  все чаще направлялись на объекты жизнеобеспечения столицы. Постоянным объектом ракетно-бомбовых ударов авиации США по Ханою был расположенный в пару километрах по прямой от нашего посольства  мост через Красную реку, построенный еще в колониальные времена по проекту  архитектора Эйфеля, автором названной его именем башни в Париже. Многократно частично разрушенный, он всякий раз восстанавливался героическими усилиями вьетнамцев и устоял, оставаясь на всем протяжении войны главной жизненно важной стратегической артерией, по которой осуществлялось снабжение всем необходимым армии на Юге.

     Так называемые «точечные» удары американской авиации по военным объектам ДРВ (в действительности, по мере роста военных поражений на Юге Вьетнама они, помимо шоссейных и железных дорог, все шире охватывали теплоэлектростанции и другие объекты жизнеобеспечения столицы) не миновали и дипломатический квартал в Ханое, расположенный в пару километрах по прямой от упомянутого моста.

     Первыми от попадания ракет «воздух-земля» пострадали здания посольств Румынии, Монголии и торгпредства Болгарии. Позднее одна из них разворотила угол жилого дома, где жил и в тот момент находился наш военный атташе, отделавшийся небольшими порезами на лице. Воздушной волной были вдавлены ставни окна внутрь моей комнаты в стоящем впритык к нему соседнем доме и, вернувшись с работы, мне пришлось еще долго выгребать разлетевшиеся по ней осколки разбитого стекла.

     С активизацией налетов нам выдали каски, на территории посольства и у жилых домов были вырыты бомбоубежища, в связи с участившимися перебоями в подаче электроэнергии обзавелись дизельными движками.

Поначалу мы отнеслись к этим мерам со свойственной молодости беззаботностью и даже бравадой. Вне посольства и глаз начальства касками в первое время почти не пользовались. Каски надлежало постоянно носить с собой, но надевали их только после сигнала воздушной тревоги, когда во время налетов начинали сыпаться стекла выходящих на сторону упомянутого моста окон наших рабочих кабинетов и по инструкции надлежало укрываться подальше от них в коридоре у лестничных маршей.

       Если воздушная тревога заставала ночью – это случалось все чаще – в бомбоубежище во дворе жилого дома поначалу спускался редко. Оповещение сиренами обычно запаздывало: американские самолеты, стартуя преимущественно с авианосцев в заливе Бакбо (Тонкинском), подлетали к Ханою вдоль Красной реки на низких высотах, чтобы избежать попадания ракетами советского производства. Ночью, разбуженный грохотом от разрывов бомб и зениток, я оставался лежать под москитной сеткой и чтобы защититься от стекольных осколков нащупывал в темноте приготовленную с вечера на кровати каску и, надвинув ее поглубже, заткнув уши, с мыслью «будь, что будет», пытался снова заснуть.

      Когда мост через Красную реку удавалось  вывести из строя, на время его ремонта транспортный поток направлялся через понтонную переправу, наводимую по ночам как раз напротив расположенного рядом у берега реки Центрального госпиталя Ханоя и на нее переносились основные удары авиации США, учащались попадания бомб и ракет на территорию госпиталя. Не защищала эмблема Красного Крестана крышах госпитальных корпусов.

            Меня же немало образумил случай, когда я едва не стал жертвой охранявшей наше посольство вооруженной вьетнамской охраны. Однажды утром сигнал воздушной тревоги застал меня по дороге на работу неподалеку от посольства. Когда, ускорив шаг и надев каску, я был уже у ворот, прямо над моей головой неожиданно просвистели автоматные очереди. Это солдат охраны, следуя инструкции, при первых звуках сирены прыгнул в вырытый перед постом окоп (мелкий бетонный колодец) и, не глядя по сторонам, разрядил рожок по пролетавшему самолету.

            Большую часть времени приходилось проводить в пределах центральных районов города и дипломатического квартала, передвижения вне  этой зоны были ограничены властями, а въезд во многие столичные районы для автомашин с посольскими номерами был строго воспрещен.

            Своеобразной отдушиной для нас были несколько главных вьетнамских праздников в году, на время которых, от нескольких дней до недели, объявлялся мораторий на воздушные налеты.

            В эти короткие паузы между бомбардировками, стараясь охватить как можно больше отдаленных районов страны, чтобы в первую очередь оценить состояние построенных с помощью Советского Союза экономических объектов, мы забирались на родных «газиках» по разбитым дорогам, далеко на Юг вплоть до демаркационной линии.

         Возвращались в Ханой обычно впритык к окончанию моратория, торопясь поспеть до 12-ти часов ночи. Навстречу нам двигались по ночам на Юг нескончаемые колонны грузовиков и бензовозов. На узких дорогах со спешно залатанными воронками от бомб часто возникали заторы. Следуя распространенному  в военное время лозунгу  «Превратим день в ночь, а ночь в день», эти колонны  передвигались по ночам, хотя это не спасало от ночных авиационных налетов  с применением осветительных бомб. Напряжение нарастало при  подъезде к Ханою, когда время близилось к полночи. Помню, как продираясь сквозь встречные колонны грузовиков и бензовозов, выйдя из машины, разбудил уснувшего от усталости за рулем совсем юного, видно, только недавно севшего за руль водителя, и помог ему разъехаться со встречной машиной.

… В один из таких массированных налетов 26 октября 1967 г. над Ханоем было сбито десять американских самолетов. Пилота одного из них, спустившегося на парашюте в озеро Чук Бать, удалось захватить живым.К месту приводнения американского самолета сбежалось и съехалось на велосипедах множество людей. Это был не первый случай падения сбитых над вьетнамской столицей американских самолетов.Однако  захватить в плен живого пилота в центре города удавалось нечасто.

Когда после сигнала отбоя воздушной тревоги можно было подъехать к озеру, куда угодил сбитый летчик, он был уже в плотном кольце военных, которые первыми добрались до места приводнения и подтащивших его, едва не утонувшего со сломанными ногой и руками к берегу.Усилиями группы захвата удалось оттеснить наседавшую толпу и предотвратить самосуд.

Как позднее стало известно, самолет Дж. Маккейна был сбит вьетнамским офицером наведения (ныне ст. полковник)  61-го огневого дивизиона 236 зенитно-ракетного полка (ЗРП) Вьетнамской Народной Армии (ВНА) НгуенСуан Даем.

Имя сбитого американского летчика оставалось неизвестным широкой публике более сорока лет, пока он сам, в годы войны летчик военно- морской авиации Дж. Маккейн, будучи уже сенатором и кандидатом на выборах  президента США, не поведал об этом сам в  автобиографии. Изданная в разгар гонки за обладание президентским креслом,она была  расцененатогда как попытка нейтрализовать появившуюся в СМИ компроментирующую кандидата информацию о подлинных обстоятельствах его пленения и поведения на допросах в лагере военнопленных и ханойской тюрьме, куда он был переведен в октябре 1969 г. и провел более трех с половиной летвплоть до марта 1973 г., когда вместе с другими военнопленными был отпущен по условиям Соглашения (Парижского) о прекращении войны и восстановления мира во Вьетнаме.

     В свой последний  приезд во Вьетнам я побывал в Ханое в здании знаменитой тюрьмы Хоало( HoaLo) ныне превращенной в музей. Построенная еще при французской колониальной администрации, она использовалась для заточения политических заключенных, среди которых в разное время были генеральные секретари компартии, а во время необъявленной воздушной войны США против ДРВ (и до того, как они были отпущены в марте 1973 г.), - американских пилотов, взятых в плен во время авиационных налетов на Северный Вьетнам. Среди них был лейтенант-коммандер Дж. Маккейн. Его летный комбинезон,шлем и  парашютхранятся в витрине в одном из помещений музея.

Там я наблюдал за группой американских туристов ветеранского возраста, пристально всматривавшихся в экран висящего посреди комнаты монитора, на котором демонстрировалась хроника военных лет. В глазах стоявшей рядом с ветераном молодой американки отчетливо читались боль от увиденного на экране.
      Под впечатлением посещения тюрьмы я решил взглянуть на памятную стелу, установленную после моего последнего приезда в Ханой на озере Чук Бать в центре города, куда упал едва не утонувший пилот сбитого самолета Дж. Маккейна.

    Стелу удалось разыскать не сразу, хотя она была установлена на краю оживленной дороги, излюбленного места прогулок столичной молодежи, разделяющей два озера Чукбать и  Хотэй. Снующие мимо на мопедах и велосипедах молодые парочки не скрывали удивления, услышав от меня, что «здесь где-то рядом установлена памятная стела на месте пленения сбитого американского летчика». И только один пожилой вьетнамец, охранник у входа в находившийся через дорогу как раз напротив стелы ресторана, показал на нее пальцем.
         В центре каменной стелы на берегу озера Чукбать выделялась скорбящая  фигура  с опущенной вниз головой.Справа от нее высечены звезда и «USA», а слева - надпись на вьетнамском языке:

 «26.10.1967 на озере Чукбать военнослужащие и жители столицы Ханой захватили живым Маккейна, лейтенанта ВВС США, пилота самолета А4 В1, сбитого над электростанцией  Иенфу. Это был один из десяти сбитых в тот  день самолетов».

Часть текста на стеле, которую я запечатлел напамять, была замазана красной краской.

О цене агрессивной  политики правящих кругов США, пославших в марте 1965 г. во Вьетнам многочисленный  воинский контингент с «высокой миссией защитить демократию  и спасти всю Юго-восточную Азию от коммунистической агрессии и гнета»напомнил мне стенд «Сравнительные цифры о трех войнах, в которых участвовали США» в Музее наследия войны в г. Хошимине.

     Приведенные впечатляющие данные о масштабе и последствиях для США вьетнамской авантюры –это лине самый убедительный урок для тех воинственных вашингтонских ястребов, кто подобно «герою» очерка, по образному выражению Президента России В.В. Путина в интервьюОливеру Стоуну в его документальном фильме «живет еще в старом мире, не видит реальных угроз и не может переступить через свое прошлое, которое тащит за собой назад».

***

     Этот «юбилей» вряд ли заслуживал публикации, если бы не персона того самого «сбитого летчика», так и не изжившего за столь немалый срок «поствьетнамский синдром», оставаясь одним из самых воинственных «ястребов» в вашингтонском истэблишменте с репутацией оголтелого  русофоба.Нынешняя деятельность Дж. Маккейна в должности председателя сенатского комитета по вооруженным силам американского конгресса, его провокационные заявления, толкающие президента США на конфронтацию с Россией, к развязыванию мировой ядерной катастрофы, наглядное подтверждение того, что полученный урок оказался ему не впрок.

Москва, октябрь 2017 г.